дореволюционных тарелках, тарелочках. Вилки, ложечки чи¬стого серебра. Салфетки накрахмаленные. Приятно смотреть.
— Прошу к столу! — Ковальчук отвесил поклон и, набро¬сив на левую согнутую руку белое полотенце, правой сделал приглашающий жест.
— Благодарствую, кивнул Стасов. — Чаевые опосля.
Премного благодарен, барин.
Когда уселись за стол, Ковальчук посерьезнел, скомкал полотенце и бросил его на диван. — Двадцать семь лет тебе стук-нуло -лермонтовский возраст, — сказал он, ногтем большого пальца почесав бровь. — Мишу Лермонтова друг Мартынов на¬кануне дня рождения как раз и пристрелил, точнехонько в серд¬це попал.
— При Советской власти дуэли запрещены. Мы с тобой стре-ляться не станем..
— Не станем. Советская власть живо порядки навела. Это при царе буржуи что хотели, то и вытворяли. С жиру бесились. Как там у Маяковского: кушай индейку, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!
— А если, допустим, у меня враг народа поперек дороги ста¬нет, что делать?
ЕЯ Проще простого. Если враг народа на твоем пути объ¬явится, доложишь мне по всей форме, и не станет врага. Никто и не хватится.
— Да ладно,- как-нибудь без посторонней помощи обойдусь.
—.Неправильно понимаешь. Чекисты никому не помога¬ют, это милиция помогает старушкам через улицу переходить, а мы пре-до-твра-щаем… — Сергей рассмеялся. — Знаю твой характерец неуемный, настырный. Если б не институт, тогда ты точно в бандиты подался бы.
Вадим промолчал.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Выпили, хорошенько закусили, закурили, поговорили о том о сем.
Еще выпили.
Хорошая водка «Столичная», недавно на прилавках по-явилась, лучше «Московской».
Потеплело на душе.
Вспомнилось, как в институте учились. В общежитии на одном этаже с Ковальчуком проживали, но в разных комна¬тах, зато праздники всегда отмечали в одной компании. Деше¬вый вонючий самогон по праздникам, а в будни — картошка, лук, постный суп, каша из того, что под руку попадется, иног¬да консервы. Случалось, что и хлеба досыта поесть не получа¬лось. Зарабатывали кое-что при разгрузке вагонов на товарной станции да грызли азы науки, обложившись книжками и тет-радками. Ходили черт знает в чем; дырки на штанах заштопы-вали, на ботинки подковки, из консервных банок скроенные, набивали. А все равно весело жилось. Без особых печалей и забот. Не то что нынче. Нынче всего вдосталь, а на душе кошки скребут. Серега лучше всех устроился, его трогать не моги, это он, кого захочет и когда захочет, потрогает за любое место, ни у кого но спросясь, потому и весел.
— Ты вот что мне, Вадик, объясни, сказал Серега, в рюм¬ки наливая, щ Чем ты в своем засекреченном институте зани-маешься?
— Не скажу.
— Даже мне не скажешь?
— Даже тебе не скажу.
— Тогда ответ дай, чего ты четвертый день на работу не выходишь?
— Ты даже об этом знаешь…
— Да я ж того… любопытный. По долгу службы любопыт¬ство прорезалось.
— Тогда должен знать, что научный работник инженер Ста-сов отпуск на десять дней оформил… за прошлый год.
— В отпуск летом надо уходить, чтобы в море поплескать¬ся, позагорать на пляже, а ты дома в коммунальной квартире в четырех стенах отдыхаешь.
— Все ты про меня, Серега, узнал, тогда для чего лишние вопросы?
— Интересно стало, чем ты в институте занимаешься? Ни разу не обмолвился. Скрытный такой.
