метов на вышках маловато для такой толпы. Как только за¬строчат пулеметы, побегут куда глаза глядят обезумевшие зэки, сметут конвой и собак затопчут. Наверняка что-то другое вер¬тухаи задумали. И не лагерное начальство тому виной, а отку¬да-то со стороны, сверху приказ им скинули.
Единственное, что Стасова успокаивало, так это короткий разговор с Дремой на чердаке. Дрема просто так, от не хер де¬лать, не пришел бы сообщить о втором дежурстве. Похоже, что стрелять с вышек не будут, а если и постреляют, то не всех. На руднике еще пахать и пахать.
Наконец-то из главного корпуса вышли пятеро. Началь¬ник лагеря Станкявичус и его подручные — правая рука и ле¬вая. Тарасов и Фоменко. Остановились на ступеньках в нере¬шительности, переминаясь с ноги на ногу, чего-то ожидая. Вскоре стало понятно, чего они ожидали.
На крыльцо вышли двое чужаков. Седой полковник и вер¬зила в штатском, следом «кум» в мундире отутюженном, за ним четверо прихлебателей. Всем скопом проследовали по на¬катанной дорожке на зацементированную площадку. Дорож¬ка от корпуса к площадке проложена, чтоб в случае непогоды грязь не месить, сапоги не пачкать.
Полковник впереди вышагивает. Суровый на вид, подтя¬нутый. Остальные за ним следом по ранжиру двигаются, каж¬дый свое место знает. И стало понятно, кому речь толкать и кто на сегодня в лагере главный. Как скажет полковник, так тому и быть.
— Воры и бандиты! — Полковник провел взглядом по вы-строившимся. — Бывшиё воры и бандиты второго барака, став¬шие на путь исправления… Я долго говорить не стану. У вас, по различным причинам нарушивших закон, появилась возмож¬ность искупить свою вину не на руднике, а в других местах. Среди вас нет конченых предателей и политических выродков, вы социально близкие советскому народу, поэтому с вами осо¬бый разговор.
— В особом отделе, — раздался насмешливый голос.
Приглушенный смех и бормотание прокатились по рядам.
— Кто сказал? — Полковник неожиданно для всех улыб¬нулся. — Выходи, не бойся. Я вижу тебя.