рожевых вышек с пулеметами, а на высоких столбах прожек¬торы. Прожекторы и внутри, и снаружи. Видимость лучше, чем днем. Чуть в стороне возвышается двухэтажный корпус, сло¬женный из дикого камня. Там вершители зэковских судеб оби¬тают. Вдалеке, за покосившимся забором, два длинных барака для тех, кто по пятьдесят восьмой загремел. С ними пересе¬каться не получается. Не положено! Они на дальний рудник пешком отправляются, когда второй барак еще спит. У них свой режим, не позавидуешь.
Чуть в стороне — столовая для второго барака, а перед ней утоптанная площадка для построения. Неподалеку каптерка общая, а еще у барака своя малая каптерка, в пристройке. Сле¬ва, размыкая «колючку», стоят двойные высокие ворота, тут же вахта. Выше лагеря, ближе к скальной гряде, — рудник. Гиблое место. Мало кто из зэков остается в живых после года работы на нем.
Пятая неделя пошла с тех пор, как после пересылки Вадим Стасов оказался в специальном лагерном пункте, сокращенно СЛП.
После всех передряг, переездов под стук колес, когда на пе-ресылке пайку хлеба приходилось съедать сразу же на месте по-лучения, пока ее не успели вырвать из рук голодные оборзевшие блатари, все вроде бы в конце концов утряслось, хотя во многом повезло и, как говорится, пофартило. Покуда не отправился еще к праотцам Вадим Стасов, выдюжил, и на том спасибо. Многие и покрепче его на пересылке от голода, побоев загнулись.
Да и здесь, в исправительно-трудовом лагере, на общих ра¬ботах скудная пайка — тоже вопрос жизни и смерти. Особенно поначалу, пока тебя зэки-старожилы не признали за своего, не определили место «в строю».
Похоже, что признали и место определили.
Более того, позавчера на сходе продвинутых блатарей ра¬ботягу Стасова наглядно при всех, когда барак еще не спал, сразу на несколько ступенек приподняли — на сход в каптерку его кликнули. А это событие знаменательное. Сима, заложив пальцы в рот, свистнул и гаркнул на весь барак: «Вад!»
Стасов спрыгнул с нар, быстрым шагом подошел к каптер¬ке. Опаздывать на зов нельзя.
