Завтра же, прервав отпуск, — на работу. И никаких свя¬зей с блатным миром. Раньше надо было спрыгнуть с под¬ножки, так нет же, напоследок захотелось неслабый куш сор¬вать.
Когда небо за окном посветлело, Вадим твердо решил, что не стоит дожидаться назначенной встречи с Митяем. Настала пора поторопить события, побежать впереди паровоза, чтобы никому из кодла в голову не пришло, что Вад занервничал и намерился на сторону слинять.
Денек выдался слякотным, холодным. Временами моросил дождь, налетал ветер, толкая в спину, будто подгоняя к зара¬нее намеченному. Значит, все правильно наметил, коль и ветер попутный.
Зонтов Стасов не признавал. Поднял воротник плаща, на-двинул на лоб фуражку и, шлепая по лужам, миновал два квар-тала.
Зашел к сапожнику Яшке Шифману в синюю будку на углу, стряхнул с фуражки под цоги остатки дождя, повесил ее на крючок возле двери.
Яша стучал молотком, заколачивая гвозди в подошву бо¬тинка, головы не поднял.
— Доброе утро, Яша. Ты что, меня не увидел?
— Здравствуй, Вад! — сказал Яша и положил молоток на полку. Я тебя не сразу заметил. На улице дождик?
— На улице, Яша, и в самом-то деле дождик.
— Ты мне, Вад, что-то хотел сказать или я не совсем пра-вильно тебя понял?
— Ты меня правильно понял, Яша. Ты всегда все правиль¬но понимаешь.
— Тогда чего стоять? Садись рассказывай, а я послушаю.
Вадим уселся на табуретку, посмотрел на портрет Маяков-ского, вырезанный из журнала и двумя гвоздями прибитый к стене.
Поэзию, Яша, любишь?
— Не то чтобы очень сильно.
— Зачем тогда портрет прицепил?
— Так-таки надо же кого-то на пустую стенку повесить! Тебе не нравится?
