— Не всегда.
— Вот даже как… И сколько раз ты линию партии не под-держивал?
— Один только раз.
— Когда это случилось?
— Когда Троцкий и прочие выродки рода человеческого на-чали свою линию гнуть.
— Складно глаголешь. — Грознер посмотрел на Андрея мельком, бросил папиросу к тазик. — Что а-Кройсе ска¬жешь?
—В каком смысле?
— В прямом.
Только хорошее могу сказать. , насколько мне известно, чистокровный немец. К тому же у него дядя в Берлине проживает. Фон Баун. Он пле¬мянник фон Бауну по материнской линии.
.. Про дядю не знаю, Пашка ничего про него не говорил. Он
из поволжских немцев, у нас родился.
— Какая разница, где немец родился.
— Пашка наш немец, я за это ручаюсь. Головой.
— Если завтра война с Германией, что тогда? Куда он, не¬мец, метнется?
— Мы с ним об этом говорили. Будет сражаться с немцами. Он по духу русский, только по паспорту немец.
Грознер долго молчал, что-то обдумывая. И было похоже на то, что лейтенанта Воронцова сегодня к стенке не поставят. Разговор на допрос не похож. Тогда что все это означает?
— Вы с Кройсом друзья и лучше всех курсантов на немец¬ком изъясняетесь..,
— Мы с ним и на улицах, и в общежитии часто этот язык в разговорах использовали. Он меня заодно немецким тонкостям произношения обучал. У нас ведь дружба с Германией, потому наш немецкий никого особенно не удивлял.
— Никакой дружбы с немцами не было и не могло быть. Дружба это для отвода посторонних глаз. Грознер тяжело вздохнул.
— Во всех газетах пишут о большой дружбе с Германией. У них ведь тоже социализм.
