Париже в кабаках на пианино играют, заодно девкам под юбки заглядывают…
Воронцов сел на лавку.
Денек выдался теплый, солнечный, в небе ни единого об-лачка, а всего-то конец марта.
«Вот и закончилась моя служба в Красной Армии, 0 поду¬мал Андрей. — Так и должно было случиться рано или поздно. Теперь к стенке поставят. Слишком многому в школе научил¬ся, еще больше узнал из того, что простым смертным знать не положено… Таких, слишком обученных, на все четыре сторо¬ны на вольные хлеба не отпускают».
— Разговор будет недолгим, — Грознер достал из планшет¬ки портсигар, протянул Андрею.
Воронцов поднялся, шагнул, взял папиросу. Опять усел¬ся, готовый в очередной раз вскочить. Закурили.
— Это для маскировки, — улыбнулся майор. — Если при-шли в курилку, значит нужно курить, чтобы не привлекать внимания.
Вы так и учили, не привлекать внимания, не оставлять следов нигде и никогда… даже в мирной жизни.
Плохо учил или недоучил. Оставил ты следы, Андрей Николаевич Воронцов.
— Где?
Скрыл свое дворянское происхождение.
Воронцов два раза глубоко затянулся и бросил папиросу в тазик, Меня арестуют?
Грознер внимательно посмотрел на Андрея. Взгляд у него самый обыкновенный, ничего не выражающий. Но долго смот¬реть в глаза Грознеру невозможно. Сила в его взгляде нечелове¬ческая.
— Я еще не знаю, что с тобой, господин Воронцов, делать. Надо хорошенько подумать… на досуге.
— Прежде всего, хочу сказать… — Воронцов отогнал зудя-щее насекомое.
— И что же ты хочешь сказать?
— Никто из курсантов не знает о моем дворянском.проис- хождении
— Даже Кройс?
