Чего замолчал, пугало огородное? — Воронцов внима-тельно смотрел в глаза Довгалю. — Продолжай, рассказывай, как ты, красный пролетарий, белых офицеров рубал вон той саблей. — Андрей ударил кулаком по столу. — Ну-у, придурок недоделанный, говори!
Парфен подвигал челюстью, разрыдался и вдруг, будто опомнившись, заорал:
На Дону и в Замостпъе Тлеют белые кости!
Получилось плохо, невнятно. Без передних зубов даже по пьянке такие песенки лучше не распевать. Ну разве что час¬тушки в деревне под гармошку, смеху ради.
Пашка не выдержал, расхохотался.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В вонючем бараке с нарами в два ряда и в два яруса наконец- то все затихло. Ни шебуршания, ни шепота, ни других посто¬ронних звуков . Только доносился храп с разных сторон да де¬ревянные нары время от времени поскрипывали.
Четыре лампочки дежурного освещения светили в полна¬кала.
Вадим Стасов, осторожно ступая, прошагал по широкому проходу, прислушиваясь, приглядываясь. Никаких грубых нарушений не заметил, ничего подозрительного не услышал. Облегченно вздохнув, поднялся по широким деревянным сту-пенькам на чердак, где окно открыто для того, чтобы дежур¬ный по бараку мог, помимо всего прочего, и наружное наблюде¬ние вести. Непонятно только, для чего понадобилось наружное наблюдение, когда на территорию лагеря даже заяц незамечен¬ным не пробежит, мышь не проскочит. Ну да ладно…
Усевшись на короткую широкую лавку, Вадим вдохнул пол-ной грудью ночной свежий воздух без примеси барачной вони. Дрема сказал, что дежурному по бараку можно под утро на чер-даке прикорнуть на лавке. Дремать, понятное дело, во время дежурства строго-настрого запрещается, но никем такое нару-
